Однажды с поля боя в госпиталь принесли юношу-солдата. Его сопровождал тяжело раненный в ногу лейтенант, просивший как можно скорее осмотреть раненого солдата и помочь ему. Сестры стали снимать с солдата одежду, подошла и я. Он был ранен в живот, я откинула бинты перевязок, разрезанные ножницами, и увидела месиво из крови, грязи, обрывков одежды. Подошел главный врач, посмотрел и сказал: «Все». Мы хотели уходить, но солдат вдруг открыл глаза и отчетливо сказал, глядя на меня: «Я умираю, достаньте крест, он в верхнем кармане гимнастерки, приложите и перекрестите. Имя Алексей, прошу Вас». Я склонилась над ним, достала маленький крестик, приложила к губам умирающего и трижды громко произнесла: «Господи! Прими душу страждущего и умирающего раба Твоего Алексия, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Алексей глубоко вздохнул, поднял руку для крестного знамения, но рука бессильно упала, и он смог только сказать: «Господи! Прими душу мою. Благослови Вас Бог! Господи!» - вздохнул раза два и умер.
Главный хирург, сестры и санитар взволнованно смотрели на умирающего, пораженные, как и я, особой благостью и верой Алексея. Он отходил ко Господу с верой и упованием на милость Его - и это казалось чудом в страшном водовороте войны. Мученическая кончина праведника произвела на всех тогда сильное впечатление: солдат, совсем еще мальчик, страдающий от страшной боли, сознающий, что умирает, и призывающий имя Божие!.. Глубина этой человеческой веры осветила на долгие годы путь, которым надо идти...
Запомнилась на всю жизнь другая смерть - одного тяжелораненого подполковника. Он страшно мучился, буквально выл по-звериному - не мог смириться с мыслью, что умирает. Крик его наполняла злость, ненависть ко всему живущему, он поносил Бога, Матерь Божию, святых, призывал беспрерывно темную силу. Видно было, что душа его во власти злых духов. И вот, видя его страдания, я дерзнула молиться о нем. Но однажды услышала его совершенно нечеловеческий крик: «Уберите ее! Она мешает мне - крест на ней! Вон, вон!..» И началось настоящее беснование, но я продолжала призывать Всемилостивого Спаса: «Спаси и сохрани меня и успокой раба Твоего Григория». Молиться было трудно, я напряглась, сосредоточилась, пытаясь устремиться с молитвой к Богу. Подполковник не затихал, проклинал, поносил. Тогда я встала, подошла к подполковнику и трижды осенила его большим крестом. И - о, чудо! Лицо его приняло спокойное выражение, глаза закрылись, и он, казалось, заснул...
И еще одна смерть - все на той же войне. В госпитале у нас умирал майор лет пятидесяти пяти - от гангрены. За два дня до смерти как-то позвал меня и говорит: «Людмила Сергеевна! Помощь мне ваша нужна, давно к вам приглядываюсь, верующая вы?» Я кивнула головой. «И я в церковь когда-то ходил, а потом отошел, забылось все как-то, а Бог есть. Хочу прощения у Него попросить. Умру, заочно отпойте, а сегодня к вечеру святой воды и просфоры частицу достаньте. Может быть, у вас и сейчас есть?» - «Есть», - ответила я, пошла за своей сумочкой и достала кусочки, почти крошки хранившейся у меня просфоры и маленький пузырек от лекарств, в котором всегда находилась святая вода. Это было мое сокровище, бережно хранимое и всегда бывшее со мной во время войны. «Хотел бы в грехах покаяться, но как? Расскажу вам, а вы, когда Бог пошлет, священнику расскажите от моего имени. Можно это сделать?» Я не знала, можно ли. Но утвердительно кивнула головой. Эта необычная исповедь длилась около трех часов - Господь явно прокладывал исстрадавшейся душе путь к покаянию пред исходом ее в вечность. Не чудо ли? Потом умирающий бережно проглотил кусочки просфоры, отпил из ложки святой воды и перекрестился три раза: «Слава Богу, умру по-человечески. Отпойте в церкви еще Дашу, Федю и...» - потерял сознание. А через день он умер. После войны, встретившись со своим духовным отцом, я во всех подробностях передала ему исповедь майора (звали его Николаем). И вот что сказал мне тогда батюшка: «Да, это воистину глубокая, проникновенная исповедь внутренне большого человека, да приимет его Господь в обители Свои… Поминайте в молитвах своих Николая, Дарью и Феодора, и я на проскомидии буду всегда поминать», - и прочел для Николая, как для исповедника, разрешительную молитву.

ПРИЧАСТИЕ НА ПОРОГЕ ВЕЧНОСТИ
Этот удивительный случай поведала московскому священнику о. Димитрию Дудко его прихожанка - женщина средних лет, а ей рассказал об этом знакомый священник.
- Однажды пригласили его причастить тяжелобольного. На вид он был вполне здоровый, а на самом деле - чахотка у него оказалась уже в последней стадии.
Священник даже сначала смутился:
- Вы бы могли и сами прийти в храм. Вы верующий?
- Был неверующим, - ответил больной, - а сегодня в четыре часа утра уверовал...
Дело было так. Во время войны он дружил с одним бойцом. Договорились: кто погибнет раньше - сообщит, как «там». Прошло с того дня немало времени, многое уже и забылось. И вот заболел он чахоткой и теперь стоит на пороге вечности.
- Сегодня не во сне, а наяву, - рассказал больной,- пришел ко мне погибший товарищ - он стоял на том месте, где вы стоите, батюшка, и сказал: «Я пришел сообщить тебе, что завтра ты умрешь. Позови священника (назвал его имя и храм), поисповедуйся и причастись. Кто причастится, тому будет хорошо». - «А ты же погиб без причастия?» -спросил я у товарища. «Так-то так, да я свои грехи омыл собственной кровью».
Больной поисповедовался и причастился, а на следующий день и в самом деле умер

БЕЗ КАСКИ - В ТЕРНОВОМ ВЕНЦЕ
Самый суровый - военный 43-й год... После училища я оказался под Сталинградом, на Заячьем острове. Помню непрерывный грохот, какое-то хаотичное движение людей и машин. Кончилась белоснежная зима - кругом было сплошное месиво из грязи, снега и крови...» - так вспоминает пожилой фронтовик, семнадцатилетним парнишкой, выпускником военного училища, попавший на знаменитый Сталинградский плацдарм. Каждый день его недолгой войны (до Победы 45-го -целых два года!) росло в нем беспокойное чувство последнего смертного часа. Потом он будет вспоминать, что страха тогда не было, - напротив, приближение гибельного конца даже прибавляло сил и отваги. Среди множества фронтовых рассказов о Сталинграде не затерялся и этот, записанный дедом для внука. С детской верой в истинность чуда припадем и мы к этим сокровенным воспоминаниям, как к источнику, в зной утоляющему жажду. «Под моим началом была противотанковая рота. В то утро, которое останется в моей памяти до конца жизни, мы залегли за бугорок в ожидании немецких танков. Но их все не было... Я вжимался в недавно выпавший снег - и вдруг с какой-то ясной пронзительностью почувствовал, что меня сегодня убьют...»
Рыхлый снежок, припорошивший землю, черные стволы деревьев, а за ними, за каждым бугорком - фигуры залегших солдат. «И вдруг я вижу совсем незнакомого солдатика (поднявшегося во весь рост!) с винтовкой наперевес - лицо его было необыкновенно светлым, оно прямо-таки сияло. Я хотел ему по-командирски крикнуть: «Без каски! Ложись!» Но крик неожиданно застрял в горле. А солдат этот, проходя мимо, провел рукой по моей ноге (как раз в том месте, где у меня теперь вмятина - шрам от пулевого ранения) - и неспешно удалился в сторону передовой, скрывшись в предрассветном тумане...»
Удивительная деталь: рассказчик до сих пор сохранил в памяти то дивное разлившееся в воздухе благоухание, которое ощутил он тогда, в момент столь неожиданной встречи с незнакомцем: оно напоминало свежий, легкий аромат спелого арбуза -какой-то неизвестный или забытый запах. «Страх исчез, уступив место спокойствию и уверенности. Я хотел крикнуть ему вслед: «Назад!» - и даже схватился за кобуру, чтобы сделать в воздух предупредительный выстрел, но вдруг увидел появившиеся немецкие танки. Что тут началось — трудно даже представить! Сплошное месиво из комьев земли, обломков деревьев, человеческих тел... Помню, как меня что-то молниеносно ожгло и отбросило в вязкую жижу...»
Он свято верит, что это было настоящее чудо: остался жив в том кромешном кошмаре и был только ранен в ногу, в том самом месте, которое как бы «обозначил» утренний незнакомец. «Он спас меня!» - утверждает фронтовик. И подходит к своей любимой домашней иконе: Христос в терновом венце - в глазах Спасителя всемилостивое сострадание и нескудеющая любовь к людям. Вот Он, Тот Самый Солдат, который спас его, семнадцатилетнего, в 43-м под Сталинградом!
Чудом было и то, что тогда его подобрали санитары, - а ведь можно было истечь кровью или замерзнуть. «Тебе повезло, парень, тебе повезло...» -твердил натолкнувшийся на него пожилой санитар. Но теперь-то он знает, Кто истинный его Спаситель! Господь может совершить любое чудо. И дается оно нам по вере нашей.

«РУС, ТЫ КРЕСТИШЬСЯ?»
Монахиня из Пюхтиц матушка Сергия (Клименко) поведала следующую историю: «В 1921 году в коммунальной квартире жили батюшка и... чекист. Он вызывал «на допрос» богатых людей и забирал у них ценности. Как-то батюшка сказал ему: «Если ты будешь так делать, то через 20 лет Бог тебя накажет». Он, конечно, не послушал батюшку, но и не предал.
Прошло 20 лет. Наступил 1941 год. Того чекиста-коммуниста сразу же отправляют на фронт, и он в первые дни войны попадает в плен. «О, коммунист!» — и дают немцы ему лопату и конвоира с ружьем: «Веди его, убей!» Фашист приказывает: «Рой себе могилу!» И вдруг этот коммунист вспомнил: «Через 20 лет Бог тебя накажет». И он заплакал первый раз в жизни и впервые за всю свою жизнь перекрестился. Немец удивился: «Рус, ты крестишься?! Пошел вон!» - и выстрелил в воздух. И когда этот бывший чекист вернулся из плена, то разыскал жену и дочь батюшки (самого его уже не было в живых) и рассказал им обо всем. Сдал партийный билет, стал верующим человеком...»

Письмо читателя
Рассказ В.А. Базилевского
Хочу кратко сообщить о чуде возвращения моего родителя с дорог Второй мировой Отечественной войны. Его, молодого человека, ушедшего на фронт со школьного выпускного бала добровольцем, вымолила его мать – моя бабушка Ольга Николаевна Базилевская (урожденная Запольская). Мой родитель прошел всю войну и был неоднократно ранен.
Но одно ранение было особенным: он получил пулю в область сердца. По милости Божией пуля пролетела тогда, когда сердце сжалось, сократилось, и она, пробив сердечную сумку, прошла навылет. С этим ранением (чудом Божиим сердечная мышца не была повреждена) солдат пролежал в грязи несколько часов, был вынесен санитаром к своим, где ему в рану влили достаточно йода. И все! Он стал постепенно поправляться. Моя бабушка говорила, что вымолила сына у Матери Божией. Она всю войну молилась перед иконой Божией Матери, думаю, Почаевской. Именно эта икона досталась ей по наследству от матери, родом с Украины, из Харьковской губернии.