Я имел счастие его видеть, имел счастие с ним беседовать.

Святитель Игнатий

В письме к Преосвященному Илиодору, Архиепископу Кур­скому, святитель Игнатий, между прочим, написал: «Опять видел других настоятелей, для которых оставление должности и жительство на покое было средством к достижению сугубого спокойствия и по душе и по телу. В пример последних могу представить почившего в Бозе, известного по благочестию отца Феофана, Архимандрита Новоезерского: я имел счастие его видеть, имел счастие с ним беседовать».

Выдающийся подвижник еще екатерининского времени, архимандрит Феофан (в миру Феодор Соколов, 11 мая 1752 — 3 декабря 1832) в 19 лет удалился в Санаксарскую пустынь к отцу Феодору Ушакову (Преподобный старец Феодор Ушаков (в миру Иоанн; 1718-1791) — великий подвижник, восстановитель Рождество-Богородичного Санаксарского монастыря и Арзамасской Алексеевской женской общины), а после ссылки последнего в Соловецкий монастырь перешел в Введенский монастырь Владимирской епархии, затем, в 1775 г., ушел в Молдавию в монастырь Тис-ман, где был пострижен. Однако из-за усилившихся притесне­ний турок остаться там он не смог и в 1780 г. переместился в Софрониеву пустынь Курской епархии. Отсюда он был переве­ден в Александро-Невскую Лавру и, благодаря своему смирению и трудолюбию, взят в келейники к Митрополиту Гавриилу с про­изводством в иеромонахи. Здесь он имел возможность объяснить начальству невиновность своего бывшего старца Феодора Уша­кова, и тот по указу Екатерины II был вызван из ссылки и воз­вращен в Санаксарскую пустынь. В дальнейшем Митрополит Гавриил избрал о. Феофана в число советников при ученых Лав­ры, которым было поручено поверять сделанный Паисием Велич-ковским перевод на славянский язык Добротолюбия. Это избра­ние свидетельствовало о прекрасном знании о. Феофаном греческого языка, а также о его опытном разумении жизни духов­ной. В 1791 г. о. Феофан был поставлен во игумена Моденско-го монастыря Новгородской епархии, но в 1793 г., по прошению граждан белоезерских, переведен в Кирилло-Новоезерский мона­стырь, расположенный на острове озера Нового.

Кирилло-Новоезерский монастырь переживал в то время край­ний упадок: братии было всего семь человек, здания все в полу­разрушенном состоянии. Отец Феофан прежде всего ввел обще­житие и новый порядок служения. Благоговейное богослужение, строгость жизни иночествующих, кротость и мудрость настоя­теля скоро умножили число братии до 80 человек, привлекли богомольцев и благотворителей, среди которых были богатые купцы, а также лица царствующей фамилии. В 1799 г. о. Фео­фан был определен благочинным монастырей, в том числе Горицкого девичьего. В 1819 г. он был вызван в Петербург и возве­ден в архимандрита.

Читайте также:

Размышления святителя Игнатия Брянчанинова о живописи церковной

Януш Корчак. Уважайте чистое, ясное, непорочное святое детство.

Императрица Александра Фёдоровна: записки о семейной жизни

За 36 лет управления о. Феофаном Новоезерский монастырь был приведен в превосходное состояние, совершенно изменил­ся его облик, вместо ветхих некрасивых строений были построе­ны многие каменные здания, снаружи он был обнесен каменной стеной с шестью башнями. Еще более о. Феофан заботился о духовном устройстве братии, непрестанно поучая их наедине или в общем собрании. Не только в своем монастыре, но и в мона­стырях своего благочиния. Особенно много внимания уделял он сестрам Горицкого монастыря, с которыми вел активную переписку. «Поучения его, исходившие прямо из глубины сердца, могли трогать и самые ожесточенные души, не красотою и пышностию выражений, но тою сердечною умилительностию и силою, которые составляют истинное помазание духовное».

В 1829 г. из-за ослабления телесных сил и жестокой болезни ног семидесятисемилетний старец принужден был просить увольне­ния от должности. Но оставил он вместо себя своего на протя­жении 27 лет ученика, игумена Аркадия, который продолжил его труды на благо монастыря.

В таком положении застали Новоезерский монастырь при­бывшие туда в феврале 1830 г. молодые послушники, Дмитрий Александрович Брянчанинов и Михаил Васильевич Чихачев. С большим радушием приняли их и архимандрит, и братия. Забегая вперед, следует отметить, что именно здесь обрел буду­щий архимандрит Игнатий своего верного друга и сподвижни­ка, Павла Петровича Яковлева.

В письме к матери, Софье Александровне, Дмитрий Александ­рович писал, что он и раньше слышал об о. Феофане и очень хотел познакомиться с ним: «...притом если б жил я где близ Вологды, то не было б мне покоя, пока не побывал бы в Ново-езерском монастыре у отца Феофана, — теперь же это дело уже в шляпе». Однако после уроков отца Леонида (Наголкина) здесь ему показалось слишком просто: «Об Новоезерском много чрез­вычайно слышал и мало из слышанного увидел; порядок в Белых берегах гораздо строже и лучше, всенощные ровнехонько вдвое дольше... Братия очень свободны в обращении... Виделся с о. Феофаном несколько раз, и он рассказывал о себе, что слу­жил в штатской службе в Москве, будучи осемнадцати лет оста­вил мир, жил несколько времени в Санаксарской пустыне при о. Феодоре Ушакове, потом в Молдавии при Феодосии, а Паи-сия Нямецкого и не видел, десять лет был келейником митро­полита Гавриила и 30 с лишком здешним настоятелем».

Скоро, однако, сырой климат Новоезерского монастыря начал оказывать пагубное влияние на здоровье Дмитрия Александро­вича, и уже в июне 1830 г. его, совсем больного, родители пере­правили в Вологду.

Сразу же после отъезда Дмитрия Александровича между ним и Павлом Петровичем Яковлевым установилась перепи­ска. Особенно интересно письмо от декабря 1832 г., в кото­ром говорилось о литературных трудах в Новоезерском мона­стыре. Архимандрит Феофан последние годы занимался составлением жития о. Феодора Ушакова и редактированием своих «Бесед», а его ученики — жизнеописанием самого архи­мандрита Феофана. При этом, зная о литературных дарова­ниях Дмитрия Александровича, теперь уже отца Игнатия Брянчанинова, они пользовались его советами и исправлени­ями текстов. «Буди Вам известно, — писал он им, — что житие о. Феофана мною довольно тщательно переправлено, и, как Вам угодно, но поостерегитесь хорошее заменить посредствен­ным. Знайте, что его нравоучение, в Житии помещенное, при­бавкою, мною сделанною, такой получило вид, что для людей, имеющих вкус и знание, кажется весьма связным, простым и сильным отрывком. Сие нравоучение вместе с описанием его нравственности и кончины составляет всю красоту сего жизнеописания. Ограда же, ризница, аудиенции и проч. суть предметы, наименее занимательные в жизни человека, про­славившегося возвышенною нравственностию, смирением и презрением всего суетного».

Всего четыре месяца пробыл Дмитрий Александрович в Новоезерском монастыре, но видно, что отец Феофан произвел на него глубокое впечатление: к воспоминаниям о нем не раз возвращался он на протяжении всей своей жизни. Так, в 1838 г., разбираясь по поручению Святейшего Синода с обстоятельствами в Валаамском монастыре, он в Рапорте на имя Митрополита Серафима приводил в пример «почтеннейшего старца о. Феофана Новоезерского», который «по подобию праведного Иова, предоставив занятие внешними предметами о. Вениамину, сам занимался непрестанно молитвами и словом Божиим». В 1847 г. в цитируемом выше письме к Архиепископу Илиодору он также ставил о. Феофана в пример, когда «настоятель, живущий на покое, если возлюбит поучаться в Законе Божием, если изберет в жребий свой часть Марии, остережется от всякого участия в части Марфиной, то проведет тихо, безмятежно дни свои, особенно в монастыре пустынном и общежительном», а в 1861 г. в письме к игумену Антонию (Бочкову) он, рассуждая о «разнородных направлениях монашеских», писал: «В 1829 году, при жизни старца Феофана, я приехал в Новоезерск, пожив в Оптиной и Площанской: мне показались новоезерские монахи мирянами, несмотря на отличное благоустройство монастыря и порядок богослужения, который, однако, ниже Площанского и Белобережского. Я спросил монахов: ходят ли они к Старцу для совета и откровения помыслов. Отвечали: "никто не ходит, за исключением Комаровского, а обращаются к Старцу за советом преимущественно Горицкие монахини и в большом количестве миряне". Беседовал я несколько раз со Старцем: он прямо отвер­гал душевное делание, как очень удобное к переходу в прелесть, и выказал очень малую начитанность. Проводил он жизнь пост­ную; к службам ходил неупустительно; вставал до утрени за час и вычитывал в келлии правило; сложения был атлетического, росту малого. Сообразно собственному направлению он руково­дил и других: как новоезерское братство, так и горицкие чуж­ды духовного делания; все их внимание устремлено на благо­видность наружного поведения и на телесный подвиг».

Кстати же, с некоторыми монахинями Горицкого девичьего монастыря святитель Игнатий был знаком. С двумя из них, в будущем проявившими себя великими подвижницами, он под­держивал дружеские о Господе отношения долгие годы. Пер­вая — это матушка Феофания (в миру Александра Сергеевна Готовцева, в девичестве Щулепникова; 15 февраля 1787 — 16 мая 1866). В 1809 г. 15 января она вышла замуж за генерал-майора Семена Степановича Готовцева, а 8 августа этого же года он скон­чался от ран, полученных в сражении со шведами; через четыре года, 13 ноября 1813 г., умерла ее малютка-дочка Анна. Еще при жизни дочери Александра Сергеевна, посетив Новоезерский мона­стырь, познакомилась с о. Феофаном, а после ее кончины вела с ним переписку, находя в его письмах подкрепление и утеше­ние в скорбях. В 1818 г. она окончательно решилась уйти в мона­стырь, выбрав для этого известный благочестием Горицкий. Она прибыла туда 9 марта и уже 16 сентября приняла постриг в рясо­фор с переименованием в Феофанию; в мантию она была постри­жена почти через 20 лет — 8 ноября 1837 г. В то время игуменьей монастыря была Маврикия (Ходнева). Будучи сама из простых и малограмотна, «она получила от Бога особый дар управлять монастырем, и слава о ее подвижнической жизни привлекала к ней ищущих спасения от соблазна и суеты в уединении и молитве». Число насельниц в монастыре при ней простиралось до 600 человек. Она на первых порах с большим недоверием отнеслась к новоначальной Феофании, считая ее белоручкой. Но, увидев ее искреннюю готовность выполнять любые послу­шания, ее смирение и покорность, полюбила ее и сделала своей доверенной помощницей и советчицей.

Уход Александры Сергеевны в монастырь произвел большое впечатление на ее родных. Через некоторое время в Горицкий монастырь прибыла ее старшая сестра, Анна Сергеевна, на тре­тий день постриглась в рясофор, а через три года — в мантию, получив имя Маврикия; скончалась она схимонахиней восьми­десяти двух лет в 1855 г. Через год после Анны Сергеевны в монастырь поступили еще три их родственницы. Брат их, Петр Сергеевич Щулепников, пожелал поступить в Новоезерский монастырь, но, будучи слабого здоровья, не доехав, скончался в Горицком монастыре.

Душевной отрадой для монахини Феофании стало поступле­ние в 1824 г. в монастырь воспитанницы графини А. А. Орловой-Чесменской Марии Никитичны Крымовой (30 июня 1800 — 2 фев­раля 1866). Красавица, получившая прекрасное образование в Смольном институте, она тяготилась мирскими радостями и избрала Горицкий монастырь, потому что наслышалась о его строгом иноческом уставе и благочестивой жизни его подвиж­ниц. Через несколько месяцев по прибытии она была постриже­на о. Феофаном Новоезерским и ей дано было имя Варсонофии. Игуменья Маврикия определила ее под начало сестры Феофа­нии, и она «пребывала в ее послушании и у нее в кельях, хотя и в разных комнатах, более сорока одного года».

С собою в Петербург матушка Феофания взяла монахинь Вар-сонофию, Юлию и Ермиону (бывшую горничную ее молодых лет, Дуню). Немного позже, по распоряжению Митрополита Антония, к ней были присланы из Гориц еще двадцать мона­хинь. Церемония посвящения монахини Феофании во игуменью состоялась 28 октября 1845 г. Посвящал ее сам Митрополит Антоний.

Тяжело было всем прибывшим из благоустроенного Горицкого монастыря на пустом месте в равнодушном Петербурге. Мно­го слез пролила игуменья, много слез пролили ее подопечные, но и много трудов положили они, прежде чем начал поднимать­ся великолепный Воскресенский Новодевичий монастырь. Игуменья Феофания оказалась талантливым организатором, с огромным чувством такта, привлекавшим и благотворителей, и сотрудников. Главной ее помощницей и вдохновительницей в трудах была монахиня Варсонофия, не раз в тяжелые момен­ты выручавшая обитель своим умением находить новых жертво­вателей. Она же, сама обладавшая красивым голосом, помога­ла Игуменье в подборе и обучении клиросных для благолепного пения во время богослужений. Обе они сумели наладить в мона­стыре рукодельные мастерские, привлечь преподавателей для обучения сестер иконописи, золотошвейному искусству, выдел­ки церковной утвари. Вышедшие из мастерских изделия стано­вились лучшим украшением храмов.

Двадцать лет жизни отдали скромные труженицы монасты­рю. Для человеческой жизни это совсем немалый срок. Но смо­тря на результаты их труда, на вновь возникшие величествен­ные храмы, на их своеобразную архитектуру, представляя, как прекрасно они выглядели изнутри, невероятным кажется, что все это было создано за такой короткий промежуток времени! Конечно, действовал Божий Промысл!

Есть все основания предполагать, что первый монастырь, с которым игуменья Феофания установила контакты по прибы­тии в Петербург, была Сергиева пустынь. Хотя бы потому, что там находился знакомый ей с детства, опытный в монастырских делах Павел Петрович Яковлев, советами которого она пользо­валась во все время управления монастырем. Со святителем Игнатием (тогда еще Дмитрием Александровичем Брянчаниновым) она тоже могла познакомиться во время его пребывания в Новоезерском монастыре. Свидетельством того, что он был зна­ком с некоторыми монахинями Горицкого монастыря, являют­ся его приписки в письмах к Яковлеву, когда тот приезжал в Горицы навестить свою матушку: «Потрудитесь передать мой всеусердный поклон, во-первых, почтеннейшей родительнице Вашей матери Софии, во-вторых, достопочтеннейшей Г-же Игу­мений старице Схимонахине, и прочим о Господе знающим меня». Их знакомство могло продолжиться во время приездов игуменьи Маврикии и сопровождавшей ее Феофании в Петер­бург по делам монастыря.

Постоянная возможность личных встреч игуменьи Феофании и архимандрита Игнатия делала ненужной переписку. Поэтому более подробные письменные свидетельства об их взаимоотноше­ниях отсутствуют. Но вот в 1847 г. архимандрит Игнатий удалил­ся из Петербурга в Николо-Бабаевский монастырь. Уже в письме от 7 сентября к своему наместнику он пишет: «При свидании с Госпожею Игуменией Феофаниею засвидетельствуй ей, равно и матери Варсонофии мой усерднейший поклон»; в письме, напи­санном в октябре: «Потрудись поздравить Госпожу Игумению Феофанию с днем ее Ангела, когда он настанет, поручаю себя ее святым молитвам. — И мать Варсонофия, конечно, я уверен, не забы­вает меня»; от 25 декабря: «Отдай сам или чрез кого два экземп­ляра «Валаамского монастыря» в Девичий Петербургский мона­стырь Госпожам Игуменьи и Благочинной. Прошу их, чтобы они сами заглянули в эти тетрадки, но не давали никому»...

Близкие отношения с Сергиевой пустынью у игуменьи и благо­чинной Новодевичьего монастыря сохранялись и после отъезда епископа Игнатия из Петербурга на Кавказ. Искренняя друж­ба связывала их с преемником епископа Игнатия, архиманд­ритом Игнатием (Малышевым). 3 февраля 1866 г. он сослужил двум святителям, Митрополиту Киевскому Арсению и еписко­пу Нижегородскому Нектарию при литургии и отпевании усопшей матери Варсонофии. А 9 мая этого же года, за неделю до исхо­да самой игумений Феофании, он приезжал помолиться за нее. «Моих-то не оставьте!» — повторила она ему несколько раз.

Во все время последней болезни игумений Феофании при ней почти безотходно находился Павел Петрович Яковлев. «Она часто говорила, что он с детства своего готов был служить ей, как покорный сын матери своей... Собираясь с силами, переда­вала ему свои желания и распоряжения по делам монастырским, так как издавна привыкла пользоваться его опытными советами и готовностью служить ей по мере сил». Последняя Просьба игуменьи Феофании к сестрам была: «Молитесь, чтобы наша обитель стояла до скончания веков!» Ее и их молитвами Воск­ресенский Новодевичий монастырь уже поднят в настоящее вре­мя из руин трудами их последовательниц и почитательниц, и снова занимает достойное место среди исторических святынь Санкт-Петербурга.

Источник: Полное собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова. Том 1. Изд. Паломник, М. 2011, С. 467-475.

Читайте также:

Размышления святителя Игнатия Брянчанинова о живописи церковной

Януш Корчак. Уважайте чистое, ясное, непорочное святое детство.

Императрица Александра Фёдоровна: записки о семейной жизни